Множество русских во все времена находило приют в Швейцарии. Некоторые оставались лишь несколько месяцев, другие были вынуждены проводить здесь долгие годы. Но как только появлялась возможность, русский человек спешил на Родину. Швейцарские красоты радовали глаз, но русской душе было здесь тесно и душно. Вспомним лишь несколько высказываний наших знаменитых соотечественников, оказавшихся в Швейцарии. Гоголь: «Что тебе сказать о Швейцарии? Все виды да виды, так что мне уже от них наконец становится тошно…»[1] Герцен: «Тройная скука налегла здесь на все: немецкая, купеческая и швейцарская»[2]. Достоевский пишет и того хлеще: «О, если бы знали, как глупо, тупо, ничтожно и дико это племя!»[3]

Если кто и жил подолгу в Швейцарии, значит, к этому его вынуждали обстоятельства.

Пожалуй, рекорд по пребыванию в этой стране побила великая княгиня Анна Федоровна. Она провела здесь сорок семь лет. И это не считая ее приездов в Швейцарию до того, как в 1813 году она получила разрешение поселиться там окончательно. Но у тех, кто знаком с историей этой женщины, сей факт удивления не вызовет. Анне Федоровне Швейцария напоминала маленькое княжество Кобург, откуда она была родом.

История урождённой принцессы Юлианны-Генриетты-Ульрики Саксен-Кобург-Заальфельдской (Juliane Henriette Ulrike von Sachsen-Coburg-Saalfeld) хорошо известна. О ней немало писали в России и в Швейцарии. Так, пребыванию Анны Федоровны в этой стране, особенно годам, проведенным в Эльфенау, посвящены две книги, написанные некой Альвиль (Alville). Это псевдоним Алисы де Ваттвиль, представительницы семьи бернских патрициев де Ваттвиль (de Watteville), купивших поместье Эльфенау после смерти великой княгини и владевших им до начала двадцатого века. Я нередко буду цитировать ее книги в своем очерке.

Лишь вкратце напомню основные факты жизни Анны Федоровны.

Найдя жену для Александра, Екатерина II занялась поиском невесты для Константина. Претенденток было много, но Екатерина хотела выбрать достойную партию для внука, который, в случае смерти старшего брата, мог стать императором России. В 1895 году в Европу был отправлен генерал Будберг. Екатерина доверила ему ответственную миссию подыскать невесту для младшего внука. Генерал, весьма немолодой, по дороге заболел и был вынужден остановиться в Кобурге. Ну, а дальше все было уже просто. Будберга лечил врач, бывший и придворным врачом при дворе Франца-Фридриха-Антона, герцога Саксен-Кобург-Заальфельдского и Августы Рейсс-Эберсдорфской. Герцог обладал длинным именем и, под стать ему, большой семьей, в которой было десять детей. Врач рассказал Будбергу о дочерях герцога, отличавшихся красотой и хорошим воспитанием. Будберг, которому очень не хотелось больше никуда ехать, тут же написал Екатерине, что нашел исключительно подходящих кандидаток. Вскоре в Петербург отправились три дочери герцога, в том числе и младшая – Юлианна-Генриетта-Ульрика. Все три произвели самое благоприятное впечатление на императрицу. В одном из писем она писала: «Жаль, что наш жених должен выбрать только одну: хорошо было бы оставить всех трех. Но, кажется, наш Парис отдаст яблоко младшей: вот увидите, что он предпочтет сестрам Юлию… действительно, шалунья Юлия лучше всех»[4].

На самом деле, Константину не понравилась ни одна из предназначенных в жены девушек. Ему в принципе претила мысль о браке; к тому же, он был совсем молод. Но спорить с бабкой внук не осмелился и в результате действительно выбрал Юлию. Младшая из сестер осталась в России, приняла православие и получила имя великой княжны Анны Федоровны. 26 февраля 1796 года состоялась свадьба. Невесте в это время не было и пятнадцати лет, а жениху — и семнадцати!

Даже если бы все было идеально и молодые люди любили друг друга и подходили друг другу, — трудно предположить, что их ожидали бы безоблачные дни семейного счастья. Обстановка при дворе была напряженной: стареющая императрица, нелюбимый сын-наследник с весьма непростым характером. Интриги, сплетни, борьба дворцовых группировок. Было от чего чувствовать себя не в своей тарелке совсем еще молоденькой девушке, вырванной из привычной, добропорядочной, скорее буржуазной, чем аристократической среды. Большая дружная семья Франца Фридриха Антона совсем не походила на ту, в которой ей предстояло жить. А молодой муж отнюдь не помогал освоиться на новом месте. Взрывной, грубый, иногда просто неуправляемый характер Константина пугал и отталкивал Анну. Порой он оказывал ей знаки внимания, бывал даже нежен, но чаще всего пугал своими дикими выходками. Со смертью Екатерины исчезло то сдерживающее влияние, которое она оказывала на младшего внука. Павел не проявлял никакого сочувствия к той, кого его нелюбимая мать выбрала в жены для сына. Сохранилось немало анекдотов о его «развлечениях», достоверность которых, конечно, трудно сегодня подтвердить или опровергнуть. Так, рассказывают, что он забавлялся, заряжая пушки Мраморного дворца живыми крысами. Однажды он посадил жену в большую вазу в Мраморном дворце и начал стрелять по ней. В другой раз, незадолго до коронации Павла I, он придумал еще одну шутку, едва не стоившую принцессе жизни. Константин тайком привел в спальню барабанщиков и по его знаку они начали изо всех сил бить в барабаны в комнате спящей девушки. Испуг Анны был таков, что ее с трудом удалось привести в чувство. Ей потребовалось собрать все свое мужество, чтобы выйти в этот вечер на торжественную церемонию, организованную по случаю коронации, и не показать, насколько ей было плохо.

Несмотря на то, что Константин не любил жену, он был ревнив и болезненно реагировал на ее успех при дворе. Анна была очень хороша собой, ее стали называть «вечерней звездой». Александр оказывал ей знаки внимания, что страшно злило Константина. Дошло до того, что он запирал жену в комнатах, запрещал куда-либо выходить в его отсутствие

Даже у своих родителей Анна не находила поддержки. Герцог Саксен-Кобургский постоянно испытывал финансовые трудности, но, с тех пор как его дочь вышла замуж за великого князя Константина, ситуация заметно улучшилась. Анна, несмотря на свое довольно скудное содержание, находила возможность посылать родителям деньги. Она постоянно переживала за них и делала все возможное, чтобы помочь семье. Вот отрывок из одного ее письма 1797 года, в момент подготовки коронации Павла I:

«Дорогой отец, вот 1000 дукатов. Надеюсь, что они Вам пригодятся. Я очень несчастна, что не могу послать Вам больше: мне так хотелось бы Вам помочь. Если бы только я могла распоряжаться деньгами, которые предоставлены в мое распоряжение для приготовления туалетов к коронации! Здешняя роскошь ужасает. Сколько нуждающихся можно было бы осчастливить теми деньгами, которые тратят на одно платье… <…> Воистину это грех так швыряться деньгами, когда можно было бы употребить их с пользой»[5].

Единственное, что скрашивало жизнь принцессы, это привязанность жены наследника престола Елизаветы. Между двумя девушками установились теплые отношения, которые они сохранили на всю жизнь.

В 1799 году Анна Федоровна получила разрешение выехать за границу для лечения. Именно тогда она предприняла первую попытку там остаться, но ей это не удалось. Даже ее собственные родители сделали все, чтобы вынудить дочь вернуться в Петербург. Больше, чем счастье собственной дочери, их заботило то, как ее решение скажется на репутации и финансах семьи.

В 1801 году, вскоре после убийства Павла I и восшествия на престол Александра, тяжело заболела мать Анны – герцогиня Августа.

Александр, всегда благоволивший к Анне и даже, как поговаривали при дворе, неравнодушный к ней, разрешил невестке поехать навестить мать. Скорее всего, он не исключал, что в Россию Анна больше не вернется. Так и случилось.

Вскоре Анна Федоровна предпринимает попытку получить развод. Константин не возражает: у него имеется предмет для воздыхания. Александр тоже в принципе не против, но неожиданным препятствием становится категорическое несогласие на развод Марии Федоровны — вдовствующей императрицы, обладавшей большим влиянием на сына.

В итоге Анна Федоровна и Константин будут разведены лишь спустя 19 лет, в 1820 году.

Анна Федоровна много путешествовала, но большую часть своей жизни добровольной изгнанницы она провела в Швейцарии. Дольше всего великая княгиня жила в предместье Берна, где она купила поместье «Эльфенау» (Elfenau).

Но и в Женеве Анна Федоровна будет жить почти столько же, сколько и в Берне, хотя о ее жизни в этом городе написано очень мало. С ее именем здесь связаны два места: вилла Диодати (Villa Diodati) и Шатле-де-ля-Буассьер (Châtelet de la Boissière).

Вилла Диодати. Я уверена, что многие наслышаны об этом поместье. Когда-то вилла находилась в деревне Колони (Cologny), являвшейся пригородом Женевы. Сегодня – это часть города, один из его самых дорогих районов. Изначально это поместье называлось вилла «Бель Рив» (Villa «Belle Rive») Диодати виллу назвал Байрон по имени владельцев виллы – семьи Диодати. Начиная с 1807 года поместье сдавали в аренду, и здесь побывало множество знаменитых людей. Особую известность вилла приобрела с тех пор, как там останавливался Байрон. Но не только Байрон прославил ее. Именно на вилле Диодати в 1816 году у Мэри Шелли зародилась идея едва ли не первого бестселлера в истории мировой литературы – романа «Франкенштейн, или Современный Прометей. Позднее, с декабря 1833 по февраль 1834 года, на вилле жил Бальзак. В своих письмах он говорит о том, что и сама вилла, и ее окрестности располагают к романтическим настроениям. В значительной степени это, безусловно, объяснялось тем, что Бальзак знал о бурных страстях, бушевавших в стенах виллы, когда там бывали английский поэт Перси Шелли и его возлюбленная Мэри. Бальзак пишет, что под воздействием постоянных мыслей о прежних обитателях виллы и его чувства к тогдашнему предмету его воздыханий – польской аристократке Эвелине Ганской – разгорелись с новой силой. Вот строки из его письма: «Я рыдал… Моя жизнь – Диодати. <…> Один год на вилле Диодати и на озере. …Диодати, мечты о счастливой жизни. <…> Я верю, что мой труд будет вознагражден и я, как лорд Байрон, обрету свою Диодати. И я напеваю своим слабым голосом: „Диодати, Диодати!“»^[6].

Имена Байрона, Бальзака, Мэри и Перси Шелли у многих ассоциируются с виллой Диодати, но мало кто подозревает, что великая княгиня Анна Федоровна провела на этой вилле очень сложный и, в то же время, чрезвычайно важный для нее период жизни.

Анна Федоровна ждала ребенка. Кто же был его отцом? В этом ни у кого не было сомнений: Жюль-Габриэль-Эмиль де Сеньё (Jules-Gabriel-Emile de Segneux) – камергер великой княгини, бывший у нее на службе с 1806 года. Что это был за человек? Все, знавшие его и оставившие воспоминания об отношениях между ним и великой княгиней, единодушны: история этих отношений если и не вполне, то в значительной степени повторяет историю взаимоотношений Анны Федоровны и Константина. Швейцарец, выходец из кантона Во, Жюль де Сеньё отличался тяжелым характером. Он находился при дворе великой княгини с 1801 года. В 1803 году, будучи в отпуске в Лозанне, он участвовал в дуэли, убил противника и вынужден покинуть город. В 1805 году он развелся с женой, от которой у него было трое детей. По словам очевидцев, Анна Федоровна не столько полюбила, сколько пожалела Сеньё, потерявшего родину (ему было запрещено возвращаться не только в Лозанну, но и в кантон Во), а теперь и семью. Но эта жалость ей дорого обошлась. Даже люди, относившиеся к ней с симпатией, не одобряли ее связи с Сеньё. Причиной был его грубый и заносчивый характер, который проявлялся даже в отношении к великой княгине.

Польская аристократка Розалия Ржевуская в своих мемуарах (изданных уже после смерти графини ее правнуком) пишет о том, что Сеньё испытывал к великой княгине «…чувства столь же сильные, сколь и тиранические. Жалея его, она не стала противиться этому человеку, жестокому, но преданному. Началась долгая история, в которой было много зависимости и мало места для счастья»[7].

В 1808 году мать Анны Федоровны Августа Рейсс-Эберсдорфская, герцогиня Саксен-Кобург-Заальфельдская, записывает в дневнике: «Меня беспокоит судьба Жюли: никогда ранее не казалась она мне такой несчастной, обиженной и одинокой, как сейчас. Я постоянно о ней думаю. Я не одобряю ее поездки в Швейцарию; а также еще множество вещей, о которых я не могу упомянуть и тем более написать, чрезвычайно меня беспокоят»[8].

Чем она обеспокоена? Очевидно, не только связью дочери с Сеньё, но и тем, что Анна Федоровна ждет ребенка, который должен появиться на свет в начале осени. Чтобы скрыть его рождение, великая княгиня сначала едет в Карлсбад, «на воды». Туда же для свидания с ней приезжает мать. Потом, тайно покинув Германию, Анна Федоровна едет в Швейцарию, где и поселяется на вилле Диодати.

Судя по всему, приехала она туда в конце июля 1808 года и провела несколько месяцев. Что известно о ее жизни на берегу Женевского озера в это время? Практически ничего. В силу естественных причин она всячески избегает каких-либо встреч. И не потому, что ей не с кем видеться. Как раз в это время в Женеве находилось немало интересных людей, со многими из которых в других обстоятельствах Анна Федоровна с удовольствием встретилась бы. Но великая княгиня ведет жизнь затворническую. Для объяснения такого ее поведения даже придумана уважительная причина. О ней мы узнаём из письма Бенжамена Констана – возлюбленного знаменитой писательницы мадам де Сталь, жившей в это время в изгнании в фамильном замке в Коппé, на другой стороне озера. 30 июля 1808 года Констан пишет своей тете мадам де Нассау: «Вам, верно, уже сообщили, что в окрестностях Женевы поселилась русская великая княгиня; но она ни с кем не видится. Приехав сюда, она решила выяснить у русского двора, какого этикета ей следует придерживаться в отношениях с местной публикой. Она написала в Санкт-Петербург, чтобы прояснить этот вопрос, и, как говорят, живет в полной изоляции в ожидании ответа, который должен прибыть через пять-шесть недель. Немного поздно заниматься прояснением этого вопроса…»[9]

Бенжамен Констан явно хорошо усвоил манеру своей возлюбленной Жермены де Сталь подшучивать и язвить над всем и вся. Вполне возможно, в письме к тете он намекает дошедшие до его слуха разговоры о беременности Анны Федоровны.

Анна Федоровна, скорее всего не подозревавшая, сколько шума наделало на берегах Женевского озера ее присутствие, проводила бóльшую часть времени, прогуливаясь по парку виллы или сидя на балконе, откуда открывался изумительный вид на озеро и на горную цепь Юрá.

Но не на вилле Диодати увидел свет внебрачный ребенок великой княгини. Видимо, рожать в Женеве показалось Анне Федоровне слишком рискованно: слишком много глаз следило за малейшими ее передвижениями. Младенец появился на свет в маленьком городке Кайзерштуль (Kaiserstuhl) 17 октября 1808 года. Затем его отвезли в деревушку Труб (Trub) и крестили 20 октября того же года, Ребенок получил имя Эдуар-Эдгар Шмидт-Лёве (Eduard-Edgar Schmidt-Löwe). Сначала его отдали на воспитание в простую швейцарскую семью, а позднее он рос при дворе Эрнста I – брата своей матери, герцога Саксен-Кобург-Заальфельдского, – где ему был присвоен титул барона фон Лёвенфельса (von Löwenfels). Эдуар слыл чрезвычайно разумным и уравновешенным молодым человеком. Дядя Эрнст I доверял ему и советовался с ним. Видимо, сыну Анны Федоровны повезло: в его жилах текло больше крови матери, чем отца. К тому же, неординарная жизнь матери отвратила его от приключений. Эдуар женился на Берте фон Шауэнштайн (Berta von Schauenstein), незаконной дочери своего дяди, что, на взгляд многих, было весьма прагматичным решением. Интересно, что Эдуар был чрезвычайно похож на герцога Эрнст I, — настолько, что, когда он проходил мимо охраны, солдаты брали под караул, полагая, что идет герцог. Сын Анны Федоровны мирно прожил всю жизнь в Кобурге, где и умер в 1892 году.

Итак, первый раз Анна Федоровна оказалась в Женеве, скрывая беременность, в ожидании родов. Удивительным образом, это перекликается с историей жизни другой великой княгини — Марии Николаевны, дочери Николая I. Почти полвека спустя, в 1857 году, на берегах Женевского озера ситуация повторится с небольшой разницей в деталях. Мария Николаевна также приедет в Женеву, скрывая беременность, и проведет несколько месяцев на вилле Бокаж, на другой стороне озера. Разница в том, что Мария Николаевна будет жить в Женеве вместе со своим супругом, графом Строгановым, брак с которым ей запретили афишировать в Санкт-Петербурге. Ребенок Марии Николаевны и графа Строганова — тоже, кстати, мальчик — появится на свет в Женеве[10].

Я уже рассказывала о том, что на вилле Бокаж, где жила дочь Николая I, я не только бывала, но и проработала много лет, поскольку сейчас она находится на территории ООН. А вот вилла Диодати до сих пор является частой собственностью, и попасть туда не так-то просто. Тем не менее, однажды мне повезло, и почти через двести лет после Анны Федоровны мне довелось там оказаться. Очередные владельцы виллы продавали ее: предстоял большой аукцион, и, в преддверии этого события, на виллу был открыт доступ публике, желавшей ознакомиться с ней и теми предметами, которые предстояло продавать.

Разумеется, я не рассчитывала приобрести виллу. Впрочем, даже если бы мое состояние и позволяло это сделать, мне предстояло бы посоревноваться со множеством претендентов, которые готовы были заплатить за столь лакомый кусочек баснословную по тем временам сумму. Честно признаюсь, я рассчитывала приобрести хотя бы одну из гравюр с видом виллы, которые в большом количестве украшали ее стены. Тем более что, в соответствии с каталогом предстоящего аукциона, цены на них были вполне приемлемыми — а я в те годы как раз коллекционировала гравюры. Но во время аукциона цены на все предметы, находившиеся на вилле, поднялись в такие заоблачные высоты, что было совершенно очевидно: не только я знаю историю этого дома и желаю приобрести на память предмет, на котором, возможно, останавливался взгляд одной из многочисленных знаменитостей, посещавших ее стены. В итоге с аукциона на вилле Диодати я ушла не солоно хлебавши. Хотя нет, это не совсем так. Я унесла с собой воспоминание о сказочном пейзаже, которым любовалась из окон виллы Диодати Анна Федоровна, и не только она…

…Пройдет несколько лет, и Анна Федоровна вновь окажется в Швейцарии: сначала в Берне, а на закате своей жизни – в Женеве. Почему это произойдет?

Вскоре после рождения сына и возвращения к родным в Кобург Анне Федоровне удастся избавиться от присутствия в ее жизни Сеньё, отношения с которым становились все более тягостными. Но великая княгиня недолго остается одна. Начиная с 1812 года место Сеньё займет человек более достойный. Рудольф Абрахам фон Шиферли (Rudolphe Abraham von Schiferli) – врач по профессии, до этого занимавший пост советника при дворе великого герцога Фредерика Мекленбург-Шверинского (Frederic de Mecklembourg-Schwerin), становится обер-церемониймейстером при дворе великой княгини. Он окажется именно тем человеком, который сможет дать Анне Федоровне хотя бы на некоторое время то, о чем она всегда мечтала: семейное счастье – или, во всяком случае, его иллюзию. Почему иллюзию? Дело в том, что к моменту встречи с великой княгиней Шиферли был женат и имел двух сыновей, которых он любил и о которых заботился. Семья Шиферли везде сопровождает его, и это еще более усугубляет ситуацию. Сеньё, как я писала, с женой расстался.

В мае 1812 года Анна Федоровна подарила Шиферли дочь, которую назвали Луиза-Хильда-Аглая (Louise Hilda Aglae). Девочку сразу же отдали на воспитание в чужую семью в небольшой городок недалеко от Кобурга. Интересно, что впоследствии ее удочерит семья французского протестанта Жана-Франсуа-Жозефа д’Оберо, и с ними девочка переедет в Женеву. Свое первое причастие Луиза-Хильда-Аглая получит в женевской церкви Св. Мадлены. Девочка, скорее всего, узнает о своем происхождении; во всяком случае, после смерти в ее вещах найдут фотографию, на которой она изображена на террасе виллы Эльфенау рядом с Анной Федоровной. Судьба дочери великой княгини сложится гораздо менее счастливо, чем судьба ее сына. Когда Луизе-Хильде д’Оберо исполнится 22 года, в Бурсинеле, небольшой деревушке кантона Во, состоится ее свадьба с неким человеком по имени Эдуар Дапль (Edouard Dapples), занимавшим в тот момент пост лесничего. Интересно, что акт бракосочетания подписал, в том числе, и Шиферли, который присутствовал на свадьбе в качестве «попечителя» девушки. В этом же году у нее родится дочь, а еще через два года, в 1837 году, в возрасте всего лишь двадцати пяти лет она скончается.

Рудольф Абрахам фон Шиферли был весьма разносторонне развитым человеком незаурядного ума и, видимо, весьма неплохих человеческих качеств. Несомненно одно: он смог завоевать любовь Анны Федоровны и, что гораздо сложнее, уважение и привязанность всех ее родных. Даже старший брат Анны Федоровны, Эрнст I, владетельный герцог Кобургский, относился к Шиферли с большим уважением, подписывал свои письма к нему «Ваш преданный друг» и пожаловал ему титул барона.

Недавно в фондах Швейцарской национальной библиотеки российским специалистом был найден портрет Шиферли с орденом Святого Александра Невского. Кроме того, ему был присвоен титул государственного советника. Все это свидетельствует о том, что Шиферли высоко ценили и в России.

Неофициальный союз великой княгини и Шиферли был признан не только ее родней в Европе: к нему благосклонно отнеслись и при дворе в Санкт-Петербурге. Во всяком случае, Александр I неоднократно давал понять Анне Федоровне, что сочувствует ее нежеланию возвращаться к мужу. Он даже дал свое согласие на то, чтобы Анна Федоровна переехала на постоянное житье в Швейцарию. Дело в том, что, по официальной версии, до этого Анна Федоровна находилась в Европе на лечении, поэтому она не могла постоянно жить где-то в одном месте и считала нужным регулярно появляться на таких курортах, как, например, Карлсбад. Шиферли, будучи родом из Берна, мечтал вернуться в родные края. В 1813 году, «случайно» оказавшись в одно и то же время с Александром на водах в Богемии, Анна Федоровна получила от императора разрешение переехать на жительство в Швейцарию, что она и сделала, приобретя поместье Эльфенау в предместьях Берна и поселившись там.

Правда, в том же 1813 году ее ожидал сюрприз: Константин неожиданно предпринял попытку помириться. Этого захотел Александр, которому стало ясно, что у него прямого наследника не будет и в случае его смерти Константин может взойти на престол. В этой ситуации было желательно, чтобы рядом с собой он имел женщину, к которой Александр всегда относился с большим теплом, ценя в ней не только красоту, но и ум, а также твердость характера и прекрасное воспитание. Анна Федоровна категорически отказалась воссоединиться с мужем. Она не только отдавала себе отчет в том, что его характер не стал лучше, но и была прекрасно осведомлена о его многочисленных беспорядочных связях. Много шуму в Санкт-Петербурге наделала связь Константина с французской модисткой Жозефиной Фридерикс, от которой у него родился сын Павел. Этого ребенка Константин официально признал своим. Более того, его крестным стал Александр, и мальчик получил фамилию Александров. Еще два внебрачных ребенка у Константина было от актрисы Анны Лоран. А в тот момент, когда он приехал в Эльфенау «мириться» с женой, в Петербурге его ждала новая пассия – польская графиня Жанетта Грудзинская, на которой он позже и женился.

 

Развод супруги, в конце концов, получили, но произошло это лишь в 1820 году. Казалось бы, вот наступил момент, которого великая княгиня ждала столько лет! Но, видимо, Анна Федоровна, не была, как говорится, «создана для счастья»: союз с женатым человеком был для нее мучителен. Сестра Анны Фёдоровны, Софи, узнав о её романе с Шиферли, чрезвычайно удивлена и записывает в дневнике: «Как правило, подобные ситуации (женатый мужчина) для нее священны»[11]. Шиферли не хотел оставлять жену и двух сыновей, о которых примерно заботился, несмотря на то что, безусловно, испытывал более чем теплые чувства к Анне Федоровне.

Большинство исследователей жизни Анны Федоровны сходятся на том, что довольно скоро Шиферли стал для нее просто очень хорошим другом и помощником. В одном из своих писем к Шиферли, уже «расставшись» с ним, Анна Федоровна написала: «Дорогой друг… Я по-прежнему угадываю ваши чувства, которые Вы не пытаетесь скрыть, и я все понимаю, и я молюсь уже много лет каждый день за Вас, желая, чтобы у Вас достало силы, мужества, утешения, сердечного покоя (здесь недостает слова) и до радостной встречи навеки»[12].

Даже после того как Анна Федоровна перестала быть женой великого князя, потеряла официальный статус члена императорской фамилии России и вновь стала принцессой Юлианной-Генриеттой-Ульрикой Саксен-Кобургской и Готской[13], ее положение в свете мало изменилось: все знали, что она оставалась близка российскому императорскому дом; при этом первый король Бельгии Леопольд I был ее братом, сама же она приходилась тетей английской королеве Виктории и португальскому королю Фернанду II.

Анну Федоровну всюду по-прежнему встречали с большим пиететом. В Эльфенау ее навещали именитые гости: поэт Василий Жуковский, известный российский дипломат Павел Криденер, философ и писатель Петр Чаадаев, выдающийся немецкий военный теоретик Хельмут фон Мольтке Старший. Продолжалось и поступление финансов если не для роскошной, то, во всяком случае, вполне достойной жизни. Не было лишь одного – любимой семьи и тепла домашнего очага. Этого Анна Федоровна так и не дождалась даже после того, как получила свободу для устройства личной жизни. Более того, получилось, что развод, о котором она столько мечтала, стал едва ли не последним радостным событием в ее жизни. Один за другим уходят люди, которых она любила. В 1824 году умирает сестра Антуанетта, в 1825-м – Александр I. После его смерти бывший муж Анны Федоровны стал на несколько дней для многих Императором Константином Первым: ведь о его тайном отречении от престола было известно лишь очень ограниченному кругу людей. За этим последовали трагические события ноября-декабря 1825 года. Но вести о разгроме декабрьского восстания и о несостоявшейся коронации бывшего мужа Анны Федоровны дошли до нее лишь спустя некоторое время. Хорошо знавшая многих участников восстания, она очень близко к сердцу приняла драматичную развязку событий в Петербурге.

В следующем, 1826 году умирает Елизавета Алексеевна, жена Александра I, — единственная подруга Анны Федоровны, которая помогала ей в тяжелый период пребывания в Санкт-Петербурге и с которой она сохраняла дружеские отношения все годы добровольного изгнания. В 1831 году сразу две смерти: матери (герцогини Августы) и человека, сделавшего ее несчастной, но все-таки бывшего частью ее жизни. В июне 1831 года она получила письмо от императора Николая I, сообщавшего о смерти Константина. В письме есть фраза, свидетельствующая о том, сколь высокого мнения новый император был о человеческих качествах Анны Федоровны: «Ваша возвышенная душа не сможет остаться безразличной к глубокому горю, которое разделяют со мной все те, кого я считаю близкими мне». Кстати, возможность чуть лучше узнать друг друга Анна Федоровна и Николай Павлович получили, встретившись именно в Швейцарии.

А череда смертей продолжалась. В 1835 году умерла любимая сестра Анны Федоровны Софи. И наконец, удар, окончательно сразивший ее: в июне 1837 года умирает Рудольф Шиферли. С его уходом она потеряла не только самого близкого и преданного друга, но также верного помощника, занимавшегося столько лет всеми ее делами и ограждавшего от многих проблем. Осенью того же года, через четыре месяца после смерти Шиферли, пришло сообщение о смерти ее дочери Хильды.

Жизнь отняла у нее родителей, дочь, любимого человека, обеих сестер, верных друзей, Александра I и Елизавету.

Вот что она пишет в этот момент своей знакомой: «Вы увидите сейчас лишь руины, оставшиеся после того, как над ними пронеслись ураганы жизни и беспощадного времени». И добавляет в конце эпиграф к роману Бальзака «Сельский врач»: «Израненным сердцам — сумрак и тишина» (Aux coeurs blessés, l’ombre et silence)[14].

Крепкое до этого здоровье Анны Федоровны действительно пошатнулось, резко ухудшилось зрение. Ей всего пятьдесят шесть лет, но кажется, что жизнь уходит, что она в одночасье превратилась в старуху и у порога ее поджидает смерть. Отсюда и соответствующие мысли: «…Моя философия жизни и подчинение воле Божией все более убеждают меня в том, что жизнь есть лишь средство достижения цели, которая находится там, высоко».

Анна Федоровна решает покинуть Эльфенау, с которым у нее связано так много воспоминаний, вызывающих теперь лишь боль, и уехать туда, где она обретет бальзаковские «сумрак и тишину».

В 1837 году великая княгиня отправляется из Берна в Женеву с намерением остаться здесь до конца своих дней. Поездку еще при жизни распланировал любимый друг Шиферли. Маршрут ее очень интересен, поскольку дает представление о том, сколько времени в те времена требовалось, чтобы преодолеть расстояние от Берна до Женевы. Первый отрезок, от Берна до Мюртана, преодолевался за пять с половиной часов, далее полтора часа требовалось, чтобы доехать до Аванша. Ночевать предстояло в Лозанне. Через два часа после Лозанны – Морж. Путь от Моржа до Роля занимал три часа, от Роля до Ньона – еще три часа. Далее – полтора часа до Коппé, еще час – до Версуа, и, наконец, еще через час – долгожданная Женева. Такое утомительное путешествие занимало целых два дня. Оказывается, не все так плохо в двадцать первом веке, если учесть, что сегодня все это расстояние мы преодолеваем за полтора часа!

В Женеве Анна Федоровна приобрела имение, которое называлось Шатле-де-ла-Буассьер (Châtelet de la Boissière).

 

Шатле-де-ла-Буассьер часто путают с имением Гран-Буассьер (Grande Boissière), где по-прежнему продолжали жить его владельцы. Эта ошибка имеется даже в регистрационной книге Женевы, хранящейся в городском архиве. Судя по записи, датированной 1843 годом, в поместье Воше[15], являющемся Гран-Буассьер, проживала «графиня де Роно (comtesse de Ronau), 62 лет, вдова, Россия, Сакс-Кобург». И под этими строчками скупой информации чья-то рука приписала: «N.B. Это великая княгиня Константин». (N. B. — C’est la grande-duchesse Constantin). Попытка Анны Федоровны сохранить инкогнито успехом не увенчалась. В городе с самого начала было известно, кто скрывается под псевдонимом «графиня Роно».

Первые месяцы ушли на обустройство нового дома и поиск обслуги. Особенно сложно было найти того, кто был бы достоин занять место Шиферли, покинувшего великую княгиню, тем более что требования, которые Анна Федоровна предъявляла к будущему церемониймейстеру, были, прямо скажем, максималистскими. Так, в письме к своей ближайшей подруге графине Хрептович, пытавшейся помочь ей в поисках подходящей кандидатуры, она перечисляла следующие характеристики, необходимые для человека, претендовавшего на этот пост: он должен был быть «…любезен, иметь духовные запросы, обладать вкусом, талантом, быть хорошего нрава и иметь ровный характер, не быть претенциозным и слишком чувствительным, а также не упорствовать в отстаивании своих мнений»[16]. Анна Федоровна четко понимала, чего ждала от своего будущего помощника. Более того, в то время она выработала для себя определенные жизненные правила, которым впредь намерена была следовать в отношениях со своим ближайшим окружением. Вот своего рода манифест, в котором провозглашаются ее основные жизненные правила: «Мой главный принцип – жить и давать жить другим. Я уважаю независимость другого человека, но я и не позволю лишить меня моей независимости. Я готова спросить совета у друга, но не позволю, чтобы мною управляли и направляли мои действия…»[17]

Несмотря на весьма мудрые мысли и прагматичную линию поведения, Анне Федоровне далеко не всегда удавалось следовать провозглашенным ею же принципам: вспомним того же Сеньё. И в новой жизни в Женеве не все складывалось согласно этим правилам. Рядом с великой княгиней опять оказался человек, не заслуживавший того доверия, которым она его наградила. Во всех делах Анне Федоровне вызвался помогать некий Пьер-Поль Воше, и поместье было оформлено на его имя. Великая княгиня полностью доверяла ему, что нанесло ущерб ее репутации в Женеве. Надо сказать, что изначально отношение к ней у многих местных жителей также не отличалось большой симпатией. С точки зрения женевцев, воспитанных в духе кальвинистского пуританства, у нее было довольно бурное и не всегда безупречное прошлое. Об этом прямо написал в своих мемуарах известный женевский политический деятель, синдик Жан-Жак Риго (Jean-Jacques Rigaud).

По его словам, Воше не пользовался в Женеве уважением, и его репутация была далеко не блестящей, а уже после того, как Воше начал исполнять свои должностные обязанности, он умудрился испортить отношения не только со многими женевцами, с которыми вел дела от имени и по поручению великой княгини, но даже с ее соседями. Поведение Воше, естественно, бросало тень и на Анну Федоровну, которая, ничего не подозревая, продолжала слепо следовать его советам. В итоге отношения настолько испортились, что Анна Федоровна обратилась в правительство Женевы с жалобой на выпады в ее адрес со стороны соседей, о чем имеется запись в Регистрационной книге Государственного совета от 26 февраля 1841 года.

Сомнительная честь уладить конфликтную ситуацию, возникшую между Анной Федоровной и ее соседями, выпала на вышеупомянутого синдика Риго. Об этом его просила не только великая княгиня, но и барон де Криденер. Павел Алексеевич Криденер находился на российской дипломатической службе, возглавляя российское посольство в Берне. Он был весьма влиятельным вельможей при дворе Николая I. В итоге, ко всеобщему удовлетворению, Риго удалось уладить возникшие проблемы, и с тех пор женевская жизнь Анны Федоровны вполне наладилась. Правда, даже после этой истории ее доверие к Воше поколеблено не было, и он прослужил великой княгине до конца ее дней. Более того, он унаследовал после ее смерти имение Шатле-де-ла-Буассьер, которое, как уже говорилось, было куплено на его имя. Анна Федоровна, не оставив никаких специальных распоряжений относительно поместья, тем самым сознательно завещала его Воше.

В имении Шатле-де-ла-Буассьер Анна Федоровна провела столько же лет, сколько и в поместье в Берне. Но почему-то во всех материалах о великой княгине Эльфенау посвящены многие страницы, тогда как о Шатле-де-ла-Буассьер сказано, в лучшем случае, несколько строк. Это объясняется тем, что после развода, а особенно после смерти ее бывшего супруга, великого князя Константина Павловича, интерес к Анне Федоровне заметно угас, и о ней постепенно стали забывать. Для самой великой княгини годы, проведенные в Женеве в ее второй приезд, возможно, были не лучшими, но, пожалуй, самыми спокойными. Она не устраивала балов и приемов, редки были и званые обеды: на это у нее не было ни средств, ни желания. Тем не менее, в Женеве сложился небольшой круг людей, с которыми Анна Федоровна с удовольствием проводила время. Среди них такие личности, как известный историк и экономист Жан-Шарль-Ленар Сисмонди (Jean-Charles-Leonard Sismondi)[18], а также весьма известный в то время в Швейцарии военный и писатель Юбер Саладен (Huber Saladin), друг французского философа Ламартина. Уже тот факт, что столь незаурядные личности с удовольствием бывали в доме у Анны Федоровны, говорит об ее уме и образованности. Также она очень тесно общалась с семейством ювелиров Дювалей, которых знала еще по Петербургу. Жакоб-Давид Дюваль (Jacob-David Duval), бывший поставщик двора Его Величества, вернувшись из России в Женеву, приобрел в окрестностях города имение Картиньи, где часто гостила Анна Федоровна[19].

Часто посещала Анна Федоровна и домовый храм в О-Вив. До переезда великой княгини в Женеву русская церковь находилась в Берне. Священник Василий Полисадов, настоятель этой церкви, после переезда великой княгини в Женеву ходатайствовал перед Синодом о перенесении туда православного храма – что в итоге и было сделано в 1854 году. В районе О-Вив, находившемся неподалеку от имения Шатле-де-ла-Буассьер, был снят дом, в котором оборудовали храм. Эта церковь просуществовала вплоть до постройки нынешнего храма – Крестовоздвиженского собора.

Этот собор, освященный в 1866 году (через шесть лет после смерти Анны Федоровны), служит украшением старого города. Не одно поколение русских людей заходило в этот уютный и теплый храм в поисках утешения, совета и опоры. Во многих книгах о Женеве, так же как и в материалах о жизни Анны Федоровны, можно встретить упоминание о том, что она завещала значительную сумму на его строительство.

Однако, как считает Иван Грезин — историк, специально занимавшийся историей женевской церкви, — это мнение ничем не обосновано: по его словам, документы о «значительных пожертвованиях» Анны Федоровны ему не встречались. Например, в приходно-расходной книге времени строительства храма 1862‒1866 гг. упомянуты все пожертвования, сборы, средства по завещанию и ценные подарки, равно как расходы и гонорары архитекторов и мастеров. В списке немало имен членов семьи Романовых: там значатся, в частности, император Александр II, его супруга Мария Александровна, великие князья Константин Николаевич и Михаил Николаевич, великие княгини Елена Павловна и Мария Николаевна, – но имени Анны Федоровны нет. Хотя это не исключает какого-то небольшого разового пожертвования, можно также предположить, что она завещала что-то для украшения храма.

Мирное течение жизни великой княгини в Женеве прервало новое драматичное известие. В 1844 ей сообщили о смерти брата, которого она искренне любила, — герцога Саксен-Кобург-Готского Эрнста I. Анна Федоровна пишет своей подруге графине Хрептович (Chreptovitch): «С ним я окончательно потеряла семью, мою родную страну, свою Родину; да, даже Родину; теперь я даже не знаю, где она для меня»[20].

Несмотря на многочисленные удары судьбы, преследовавшие Анну Федоровну, она до последних дней сохраняла живость ума, интерес к жизни и бодрость духа. Это поражало всех, даже петербургскую родню, которая изредка навещала бывшую жену российского великого князя. Так, великий князь Константин Николаевич, сын ее деверя и тезка бывшего мужа, будучи проездом в Женеве в ноябре 1858 года, пишет Александру II. «Утро 20-го числа мы оставались в Женеве, так что успели с женой сделать визит старушке великой княгине Анне Федоровне. Ей 78 лет, и она почти что свежее Марии Павловны[21], по крайне мере хорошо слышит и видит»[22].

В 1860 году Анна Федоровна неожиданно засобиралась обратно в свое поместье Эльфенау под Берном.

Почему? Зачем? Никто не мог этого понять. Великая княгиня плохо себя чувствовала, и все пытались отговорить ее от поездки. Тем не менее, в конце июля 1860 года она отправилась в Эльфенау. Там ей стало значительно хуже, и через неделю после приезда, 4 августа 1860 года, на 79-м году жизни она скончалась. Может быть, чувствуя приближение смерти, она хотела умереть там же, где когда-то сказала последнее прости Рудольфу Шиферли – единственному мужчине, который по-настоящему был ею любим…

[1] Шишкин Михаил. Русская Швейцария. — М.: Астрель, 2011. С. 17

[2] Шишкин Михаил. Русская Швейцария. — М.: Астрель, 2011. С. 17.

[3] Письмо к А. Н. Майкову от 31 декабря 1867 г. (12 января 1868 г.) Женева. — https://rvb.ru/dostoevski/01text/vol15/01text/467.htm

 

[4] Первушина Е.В. Петербургские женщины XIX века.

https://history.wikireading.ru/239517

 

[5] Alville. Des cours princière aux demeures helvétiques. Editions la Concorde. Lausanne. 1962, p.59.

[6] Richard A. Cardwell (ed). The Reception of Byron in Switzerland. Byron and Switzerland, p 77. [Перевод с английского мой. — Н. Б.]

[7] Alville. Des cours princière aux demeures helvétiques. Editions la Concorde. Lausanne. 1962, p.101

[8] Alville, op. cit., стр. 100

[9] Alville. Des cours princière aux demeures helvétiques. Editions la Concorde. Lausanne. 1962, p. 103

[10] Более подробно об истории великой княгини Марии Николаевны читайте в очерке «Романтическая история о беженцах в ООН».

[11] Alville. Des cours princière aux demeures helvétiques. Editions la Concorde. Lausanne. 1962, p. 118

[12] Там же, p. 213

[13] В 1826 году брат великой княгини герцог Эрнест I присоединил к своим владениям графство Гота (duché de Gotha), уступив герцогу Менингему (duc de Meiningen) княжество Заасфельд (princilpauté de Saalfeld). Начиная с этого момента члены этой семьи стали носить титул герцогов Сакс-Кобург-Гота (Saxe-Cobourg-Gotha).

[14] Alville. Des cours princière aux demeures helvétiques. Editions la Concorde. Lausanne. 1962, p.213

[15] Поместье было приобретено на имя месье Воше (Vaucher), поскольку в это время иностранцы не могли покупать собственность в Женеве.

[16] Alville. La vie en Suisse de S.A.I.  Grande-Duchesse Anna Feodorovna, Berne et Lausanne, 1943, p. 163

[17] Там же, стр. 163.

[18] Читайте о нем очерк «Сисмонди – экономист, которого цитировал Пушкин».

[19] Более подробно о швейцарских ювелирах Дюваль читайте в очерке «Швейцарские ювелиры в России».

[20] Alville. Des cours princière aux demeures helvétiques. Editions la Concorde. Lausanne. 1962, p. 221.

^[21] Речь идет о дочери Павла I, Великой герцогине Саксен-Веймар-Эйзенах.

[22] Цитата по: https://rostislava.livejournal.com/39742.html

 

 

17/01/2020