Как-то в букинистическом магазине в Москве я купила книгу о Швейцарии. Она так и называлась: «Швейцария». Чуть ниже было написано: «Швейцарские горы; швейцарские города и деревни; жизнь швейцарского народа». Автором — а вернее, составителем, как значилось на титульном листе, — была некая В. М. Величкина. Напечатана книга была в Москве в 1898 году, а годом раньше ее издание было «дозволено цензурою» Санкт-Петербурга. Я начала читать.
Книга Величкиной (фотография автора)
«Кто никогда не выезжал из России, тому никогда не приходилось видеть высоких гор, покрытых вечными снегами. На юге Европы тянется такая огромная горная цепь. Зовут ее Альпами. Среднюю часть этих Альп занимает маленькая страна Швейцария, о которой я и хочу рассказать. Швейцария — самый красивый уголок во всей Европе; недаром посещают ее столько путешественников, недаром каждый швейцарец так любит свою родину. Он, наверное, в юности не раз обошел ее, знает в ней каждую дорожку.
Там даже есть такой обычай, что каждый ремесленник, каждый рабочий человек, окончив ученье, обойдет пешком всю страну, посмотрит, как живут люди в других деревнях и городах, какие где порядки, поучится уму-разуму и, вернувшись к себе домой, принимается толковее за работу, старается вложить в нее то, чему научился он в других местах. В дороге он нередко успеет подружиться с другими такими же работниками-путешественниками. Разойдутся они после по своим родным местам, а дружба останется, и в трудную минуту не раз они вспомнят друг о друге и помогут советом или делом. Недаром когда в каком-нибудь уголке Швейцарии случится несчастие (а случается это очень нередко), то вся Швейцария живо откликается для помощи пострадавшим, и они всегда легко оправляются от несчастия, — еще лучше даже устраиваются, чем жили прежде»[1].
Может быть, это для детей?» — подумала я, прочитав эти абзацы. И еще отметила, что не всё у этой Величкиной верно: например — утверждение о том, что каждый швейцарец обошел свою страну и хорошо ее знает. Действительно, у мастеровых был обычай, окончив обучение, пойти в другие города и даже страны, чтобы посмотреть, как там работают мастера в той же специализации. Цель была чисто утилитарная — набраться опыта. А вот просто путешествовать по своей стране швейцарцы до недавнего времени не очень любили. На этот счет есть даже немало анекдотов. Вспомнился один, услышанный недавно. В горной деревушке жил крестьянин. Напротив, на ближайшей горе, тоже располагалась деревня. Каждый день в течение пятидесяти лет крестьянин, выходя из своего дома и глядя на соседнюю деревню, думал: «Надо все-таки выбраться, пока не помер, посмотреть, как там люди живут. Интересно: так же, как мы, или по-другому?»
Сегодня швейцарцы чаще ездят по своей стране, однако нередко можно услышать, что женевец никогда не выбирался ни в Цюрих, ни в Базель, а нога жителей этих городов никогда не ступала на женевскую землю. Но я продолжу цитировать Величкину:
«Швейцария — очень маленькая страна, с нашу небольшую губернию, но она страшно разнообразна, благодаря своим высоким горам. То высятся перед путником огромные, снежные великаны, с которых сбегают дикие горные потоки; то взор путника отдыхает на чудных, голубых озерах с густозаселенными берегами. Вот перед ним громадный темный лес с вековыми дубами и буками, а за лесом вдруг развернутся изумрудные альпийские луга, по которым гуляет откормленный породистый скот. У каждой коровы, у каждой козы привешен на шею колокольчик, чтобы она не затерялась в горах, и звон этих колокольчиков сливается в целые мелодии, которым отвечает горное эхо. А в долинах стелются огромные хлебные поля и на десятки верст тянутся прекрасные фруктовые сады»[2].
«Да, ничего не скажешь: прямо пастораль!» — подумала я, но, завороженная этим трогательным, неспешным, и немного убаюкивающим повествованием, решила продолжить чтение. Вместе с Величкиной я отправилась туда, где было положено начало Швейцарскому союзу — на озеро четырех кантонов:
«Теперь нам предстоит объехать самый красивый уголок Швейцарии, а может быть, даже и всей Европы, — берега Фирвальдштедского озера. Народное сказание так говорит о красоте его: в то время как Бог создавал мир, Он послал одного из ангелов налить воды в чудные итальянские озера. Ангел побежал по горам с сосудом небесной воды в руках, по дороге он поскользнулся, часть воды пролилась и образовала на этом месте в виде креста Фирвальдштедское озеро. Разлетевшиеся же брызги сделались маленькими озерами: Цугское, Эчери, Землаз и др. Так объясняет народная сказка удивительную красоту любимого швейцарцами озера. И не за одну красоту любят они его. Фирвальдштедское озеро — колыбель швейцарского государства. Четыре лесных кантона, лежащие вокруг озера, 600 лет тому назад соединились вместе и освободили себя от чужеземной власти. С тех пор Швейцария сделалась независимым государством.
<…> До тех пор Швейцария находилась под властью германского императора. <…> Лесные кантоны всегда были независимыми, и Рудольф[3] свято уважал их права и законы. Но в 1291 году он умер, оставив престол своему сыну Альбрехту. Альбрехт не унаследовал от отца ни его ума, ни его доброго сердца. Он захотел уничтожить права и вольности швейцарцев и стал все более и более угнетать пастушеский народ и облагать его огромными поборами. Чтобы окончательно обратить в свое подданство независимые лесные кантоны, он поставил там двух своих наместников, называемых фохтами, и дал им полную власть над ними. Фохты страшно угнетали и обирали народ.
Тогда три уважаемых народом человека… условились между собой привести каждый из своего кантона самых надежных людей на совещание. Надо было потолковать, чтó делать в такое трудно время. И вот в назначенную ночь выборные собрались в дикую горную долину Рютли. Здесь все они обещались жить во взаимной дружбе, защищать слабых от притеснителей и не дать князьям отнять их свободу и независимость. А главное — решили они крепко стоять друг за друга. «Каждый за всех и все за одного», — сказали они друг другу на прощанье. С этими словами они тихо разошлись по домам. Это было первого августа 1291 года. День этот считается основанием Швейцарского государства, которое с этих пор стало называться союзом кантонов»[4].
«Потрясающе излагает эта Величкина!» — опять удивилась я. Все у нее так просто: собрались, поговорили, пообещали друг другу поддержку — и готово, государство создано. На самом деле, потом были еще два столетия борьбы за реальное завоевание независимости. Лишь в 1499 году, после победы в Швабской войне[5], Швейцария станет фактически независимой от Священной Римской империи Германской нации, а в 1648 году этот статус будет закреплен в Вестфальском мирном договоре: в одной из его статей Швейцарская конфедерация будет признана независимым европейским государством.
Я еще раз внимательно изучила титульный лист, и мне кое-что стало понятно. Книга была напечатана в типографии Сытина. Иван Дмитриевич Сытин первым в России начал выпуск серии дешевых общеобразовательных книг для самых разных слоев населения — рабочих, крестьян и разночинцев, а также для детей. Сначала он сотрудничал с издательством «Посредник», созданным по инициативе Л. Н. Толстого, а в 1893 году основал собственное товарищество. Тогда он уже печатал всё: и календари, и лубочную литературу, и классику, а также начал издавать свою газету «Русское слово», с которой активно сотрудничал А. П. Чехов. Еще у Сытина была серия, которая называлась «Библиотека для самообразования». Этот проект он запустил через несколько лет после основания товарищества; вероятно, книга Величкиной — как раз из этой серии.
Продолжим, однако, наше путешествие вместе с автором. Швейцария — уникальная по стабильности страна. Полистав книгу, я нашла очередное подтверждение этому тезису. Судите сами: вот рассказ о том, как возникла в Швейцарии часовая индустрия.
«По всему миру известны женевские часы. Чуть не в каждом домике здесь выделывается хоть какая-нибудь часть часового механизма. Рассказывают, что часовой промысел развился совершенно случайно в этом краю. В половине 17-го столетия проезжал через Женеву один английский путешественник. В дороге у него испортились часы. Он дал их поправить одному молодому швейцарцу, который раньше никогда и не видал часов. Молодой человек разобрал их, подробно изучил их внутреннее строение и потом, удачно исполнив работу, попробовал сам сделать такие же часы. Дело пошло. Мало-помалу научил он этому ремеслу своих земляков, и с тех пор в Женеве и ее окрестностях стали заниматься часовым производством.
Фабрик часовых там немного, бóльшая часть всех часов приготовляется дома кустарями. Только некоторые более грубые части работаются на фабриках. Даже самые крупные фабриканты не изготовляют всего механизма целиком, а скупают отдельные части у кустарей и потом только собирают их. <…>
Когда наконец механизм весь собран и пущен в ход, отдельные мастера проверяют их, отполировывают и золотят. Потом гравёры делают снаружи разные украшения и надписи, и наконец часы готовы для продажи»[6].
Система производства швейцарских часов действует уже более четырех веков. Конечно, их механизм постоянно совершенствуется, но принцип, лежащий в основе производственного процесса, не претерпел существенных изменений. Лишь некоторые фирмы, в том числе «Ролекс», «Патек Филипп» и «Жежер-Лекультр», производят часы полностью на своих фабриках. Большинство же заказывают основные компоненты механизма у других предпринимателей, а у себя делают только окончательную сборку. И вот носит какой-нибудь олигарх произведение швейцарского часового искусства за несколько сотен тысяч долларов, с презрением косясь на руку какого-нибудь «плебея», украшенную недорогими часами, и даже не подозревает о том, что его часы класса «люкс» и часы доступные миллионам — если не родные братья, то, во всяком случае, близкие родственники: некоторые их детали наверняка сделаны на одной и той же фабрике.
Но вот мы добрались до рассказа о Женевском озере
«Каждый кусочек земли по берегу Женевского озера прекрасно обработан. Везде довольство и счастье, везде кипит оживленная работа. Надо заглянуть в этот край когда здесь идет сбор винограда: это уже не работа, а общий веселый праздник. Отовсюду из городов собираются друзья и знакомые, чтобы принять участие в веселой работе. В каждом округе незадолго до сбора хозяева виноградников собираются вместе и назначают день сбора. С раннего утра уже по всем дорожкам и тропинкам мелькают взад и вперед крестьяне с корзинками за плечами. У всех ребятишек есть свои маленькие корзиночки, и какой-нибудь четырехлетний пузырь тоже принимает участие в общем деле. Вечером же молодежь играет в разные игры, борется и танцует на лугу»[7].
«Неужели в Швейцарии, увиденной этой таинственной Величкиной, не было ничего трагического?» — спросите вы. Было, конечно. Читаем дальше — заодно вспоминая Байрона:
«В этой благодатной стране с роскошною растительностью и мягким климатом, под этим-то ясным голубым небом у самых вод прозрачного озера стоит мрачный замок Шильон. <…> В замке есть небольшая темная комната, куда впускали осужденных на смерть. Там бродили они несколько времени в темноте, ничего не подозревая. Вдруг нога несчастного попадает в какую-то яму, и, потеряв равновесие, он падает в глубокий колодец. Там его встречает множество ножей, и изрезанное ими в куски тело падает дальше в синие воды чудного озера. Тюрьма эта принадлежала герцогам Савойским, и верхняя часть замка над мрачным подземельем, где томились и пропадали без вести замученные ими люди, была их дворцом. <…> Герцоги не забывали и о молитве — в замке и до сих пор еще сохранилась их придворная капелла, но молитва, очевидно, не мешала их темным делам»[8].
«А когда и чьим темным делам она мешала?» — задала я себе риторический вопрос. — Но пожалуй, пару столетий назад нервы у людей все-таки были крепче. Сегодня власть предержащие предпочитают селиться подальше от тюрем и богоугодных заведений.
Так что была в этой сказочной стране и тюрьма. Более того: оказалось, был в ней и свой Карабас-Барабас — по имени Жан Кальвин. Вот описание Женевы в период правления Кальвина, вышедшее из-под пера Величкиной:
«Скоро под управлением сурового Кальвина Женева превратилась в мрачный город с суровыми, почти монастырскими нравами. Главная власть в городе принадлежала духовенству. Духовенство обязано было руководить всей жизнью граждан. За малейший проступок следовало суровое наказание. <…> Для того чтобы следить за жизнью граждан, Кальвин учредил коллегию старшин, или консисторию. Члены её должны были наблюдать, посещает ли гражданин церковь, является ли он аккуратно к причастию, хорошо ли воспитывает детей, ведет ли нравственную жизнь и так далее. <…> Кальвин считал, что наказать невинного — гораздо меньшее зло, чем безнаказанность виновного.
Порядок в городе действительно водворился, но никто бы не узнал в нем прежней веселой и трудолюбивой Женевы. Глубокое уныние царило в городе. Чуть не ежедневно совершались смертные казни, беспрерывно работали палачи, пытая обвиняемых, и нередко несчастные под пыткой признавались в преступлениях, которых они никогда не совершали. Детей заставляли свидетельствовать против родителей, множество обвинялось и осуждалось на страшные истязания по одному только подозрению»[9].
Вам это ничего не напоминает? Думаю, если убрать название города и имя его правителя, то картина будет вполне соответствовать описанию жизни в любом государстве с диктаторским режимом.
Книга Величкиной словно окунула меня в детство, когда любимым чтением были сказки народов мира. Каково же было мое удивление, когда, отыскав биографию Веры Михайловны, я узнала о том, что она была большевичкой и соратницей Ленина. Осудив Кальвина-диктатора, она посвятила всю свою жизнь тому, чтобы привести к власти в России человека, чья политика заложила основу одного из самых жестких тоталитарных режимов в новой истории.
Вера Михайловна Величкина. Фотография
О Вере Михайловне Величкиной написано немало, поэтому я ограничусь лишь самыми важными фактами ее биографии — особенно теми, которые связаны со Швейцарией. Родилась Величкина в Москве в 1868 году в семье священника. В 1891–92 годах в России разразился голод. Именно тогда началась общественная деятельность Величкиной, и тогда же она познакомилась со Львом Толстым, оказавшись среди тех добровольцев, которые помогали писателю организовывать сбор средств для пострадавших, открывать столовые и пункты помощи. На одном из таких пунктов Вера работала вместе с Толстым и двумя его дочерьми.
Дружба Величкиной с Толстым продолжалась долгие годы. В 1892 году Вера Михайловна отправилась в Швейцарию с намерением получить образование. Она мечтает стать врачом, но сомнения мучают ее: как оказать максимальную пользу людям? Она забрасывает Толстого письмами и, в отчаянии, спрашивает:
«…Что же Вы ничего не пишете! Я так много жду с Вашей стороны, Вы мне столько дали надежды, что я тоже сумею жить активной, хорошей жизнью и сделать то, во что я верю…»[10]
Удивительно, что эти строки вышли из-под пера человека, у которого за плечами уже несколько лет активной работы среди тех, кто нуждался в ее помощи. А ей все кажется, что сделано ничтожно мало, что время уходит и что она ничего не успеет совершить действительно важного…
Именно в Швейцарии Вера Михайловна знакомится с политэмигрантами, проникается большевистскими идеями и становится на путь революционной борьбы. В 1894 году она отправляется в Москву на каникулы, даже не подозревая о том, что с самого начала своего пребывания в России находится под надзором полиции. Летом, при отъезде обратно в Швейцарию, ее арестовывают прямо на вокзале. При обыске у нее на квартире находят нелегальную литературу, и Величкина оказывается в тюрьме. В декабре того же года ее освобождают по амнистии в связи с восшествием на престол Николая II. Однако дело не закрыто, и ей запрещен выезд из России. Но Величкина не унывает: она едет в Воронежскую губернию работать фельдшером, с помощью Толстого открывает библиотеку для крестьян и, помимо оказания им медицинской помощи, занимается просветительской деятельностью. В это время она знакомится с Владимиром Дмитриевичем Бонч-Бруевичем, за которого впоследствии выйдет замуж. И Величкина, и Бонч-Бруевич тогда уже состоят в социал-демократической организации и являются членами московского Рабочего союза. Оба они постоянно находятся под пристальным наблюдением полиции, опека которой становится все более и более настораживающей.
Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич. Фотография
В 1896 году Величкина и Бонч-Бруевич уезжают в Швейцарию. В эмиграции они проведут пять лет. Здесь Вера Михайловна завершит свое медицинское образование в Бернском университете, защитит диссертацию и будет заниматься врачебной деятельностью. Именно в это время она и напишет свою книгу о Швейцарии. Все эти годы Вера Михайловна оказывает активную помощь Льву Толстому, защищающему интересы духоборов, которые подвергаются гонениям со стороны правительства. Тринадцать месяцев она проводит в Канаде, помогая духоборам, покинувшим Россию, устроиться на новом месте. Интересная деталь. Когда Величкина и Бонч-Бруевич переедут из Берна в Женеву, то первые несколько лет они будут жить на «Русской вилле», у Павла Бирюкова, еще одного сподвижника Льва Толстого, также много лет помогавшего великому писателю в его защите духоборов[11]. В октябре 1901 года она возвращается в Россию, но на границе Величкину вновь арестовывают, обвинив в организации митинга протеста перед российским консульством в Женеве.
Здесь нити истории переплетаются вновь. Об этом митинге я рассказывала в очерке о графе Прозоре. Вера Величкина не была его организатором, но, как свидетельствует Бонч-Бруевич, узнав об аресте женевскими властями нескольких русских студентов, принимавших в нем участие, она «…тотчас же отправилась к главе женевского правительства и подробно объяснила ему, чтó послужило поводом к демонстрации»[12]. Всю свою жизнь Вера Михайловна пыталась защищать интересы притесняемых, обиженных и несправедливо наказанных.
Молодую женщину, которая в это время ждет ребенка, отправляют в печально известную тюрьму «Кресты». В одиночном заключении она будет находиться вплоть до января 1902 года. В итоге Величкину выпускают, но ребенок умер сразу после родов.
Бонч-Бруевич в это время находится в Лондоне, где активно готовит Второй Съезд РСДРП, и вскоре Вере Михайловне удается выехать к нему. На Съезде они оба выступают вместе с Лениным, защищая идеи большевиков. Понимая, что возвращение в Россию грозит им очередным арестом, по окончании Съезда они снова уезжают в Женеву и селятся в доме номер 91-93 по улице Каруж, ставшем теперь знаменитым. Здесь Владимир Дмитриевич и Вера Михайловна открывают библиотеку и архив РСДРП. Помещение для них находит именно Величкина — об этом вспоминает сам Бонч-Бруевич:
«Наконец наступило время, когда мы могли подумать об открытии библиотеки. Мы отправили Веру Михайловну Величкину, нашего постоянного ходатая по квартирным делам, так как она была хорошо известна женевским гражданам, и ее поручительство при снятии квартиры было вполне достаточно. Она съездила к хозяину огромного дома, в котором мы все жили (дом углом выходил на rue de la Carouge и rue de la Colline) и в котором помещалась столовая Лепешинских, и наша экспедиция, и кооперативная типография, где первое время печатались наши большевистские издания и наша газета «Вперед».
В этом доме жили мы — Бонч-Бруевич, Лепешинские, Ильины, Мандельштамы[13], Абрамовы и целый ряд других товарищей, причем все эти квартиры были заселены по рекомендации Веры Михайловны. Первыми жителями в этом доме, когда он не был еще до конца отстроен, въехали мы с Верой Михайловной, а за нами потянулись и другие.
Управляющий этим домом немедленно согласился отдать нам большое помещение в первом этаже… под нашу библиотеку и архив»[14].
Как я уже рассказывала, в том же доме с 1904 по 1905 год официально был прописан Ленин, хотя жил он на улице Плантапоррé в доме номер 3[15].
В доме номер 91-93 на улице Каруж в семье Величкиной и Бонч-Бруевича произошло радостное событие: у них родилась дочь Елена. Позднее, уже в России, появится и сын. А вернулись они в Россию в начале революции 1905 года. И опять едва Величкина вернулась на родину, как тут же оказалась в тюрьме — уже в третий раз.
В 1906 году Вера Михайловна вышла из тюрьмы и вновь занялась просветительской деятельностью: организовала клуб самообразования, где находилась библиотека, проходили концерты, лекции, проводились занятия по обучению грамоте.
Когда началась Первая мировая война, Величкина отправилась на фронт. «Я врач. Там страдания и смерть. Я должна быть там»[16], — сказала она мужу. Видимо, она не просто «была» на фронте, поскольку ей присвоили высокие награды, которым так редко удостаивают женщин: Георгиевскую медаль четвертой степени и серебряную медаль «За усердие».
Во время Октябрьской революции Вера Михайловна возглавляла госпиталь для раненых красноармейцев, который, по указанию Ленина, открыла в Смольном. Потом она курировала здравоохранение и образование в молодой Республике Советов, уделяя серьезное внимание вопросам воспитания детей. Даже ее смерть вполне вписывалась в линию ее жизни. Она умерла в 1918 году, заразившись «испанкой» от больной, которую лечила. Ей было всего пятьдесят лет. До конца жизни Вера Михайловна была верна тем идеалам, которые сформулировала для себя, будучи двадцати четырех лет от роду: «жить активной, хорошей жизнью и сделать то, во что я верю…»
Свою книгу о Швейцарии Величкина написала, еще находясь под влиянием идей Льва Толстого, верившего в то, что улучшить жизнь в России можно, занимаясь полезным трудом на благо народа. Это уже потом она прониклась идеями большевиков и стала соратницей Ленина. Но любовь к лучезарной Швейцарии писательница сохранила на всю жизнь, и не возражала против последующих переизданий своей книги, даже став революционеркой. Возможно, Вера Михайловна узнала, что и Владимир Ильич относился к альпийской стране по-особенному. Я не раз слышала один забавный анекдот о том, что будто бы Ленин, собираясь «разрушить весь мир насилья до основанья», намеревался сделать для Швейцарии исключение. Мне с трудом верилось, что эта история имеет хоть какое-то отношение к вождю русской революции, однако не зря ведь утверждают, что в каждой шутке есть доля правды. Недавно я лишний раз убедилась в этом, прочитав интервью с одним из старейших свидетелей жизни российской дореволюционной эмиграции в Женеве — «товарищем Харитоном»[17]. Когда-то он был активным меньшевиком, неоднократно встречался с Лениным и близко знал многих из его ближайшего окружения. Так вот, Харитон Шавишвили утверждает, что однажды — по словам одного из соратников Ленина, присутствовавшего при этом, — Владимир Ильич действительно сказал приблизительно следующее: когда во всем мире победит коммунизм, в Швейцарии мы оставим капитализм и будем приезжать сюда, чтобы отдыхать от коммунизма[18].
Видимо, эта ленинская шутка дошла и до швейцарцев. Один мой знакомый российский дипломат рассказывал, что в середине 1990-х годов, когда обсуждали какую-то очередную проблему, возникшую после распада Советского Союза, его коллега, швейцарский представитель при ООН, вдруг сказал: «Вот ведь как получается. Ваш Ленин говорил, что капитализм мы уничтожим, но Швейцарию сохраним как музей капитализма. Мы оказались менее предусмотрительными: надо было хоть где-то советскую систему оставить, чтобы туда на экскурсии ездить!»
Так что, даже став соратницей Ленина, Величкина следовала за Владимиром Ильичом, видевшим в Швейцарии, несмотря на ее капиталистическое устройство, тот образец идеального государства, к построению которого стоит стремиться. Отсюда и мое стойкое ощущение, что, говоря о Швейцарии, писательница мыслила себе тот самый идеал… Правда, иногда этот идеал выглядел уже настолько поэтичным и далеким от действительности, что возникало, как я уже писала, ощущение сказки, а не реальной жизни. Вот, например, как она пишет о Женеве и Женевском озере:
«В Швейцарии ходит в народе сказка о корабле счастья. В ней говорится, что корабль этот, светлый, как луна, является по временам на голубых волнах Женевского озера. Везут его восемь лебедей. На корабле стоит женщина удивительной красоты, одетая в белое. Кругом нее толпа веселых ребятишек. Где только корабль этот пристанет к берегу, там тотчас же пышно расцветают деревья, зеленеют поля и все вокруг наполняется миром, счастьем и радостью.
И действительно, проехав по Женевскому озеру, можно подумать, что берега его посетил какой-нибудь корабль счастья, — так дышат они изобилием и довольством. В конце озера, на южном берегу его, утопая в зелени, в виду снежных альпийских высот раскинулся богатый торговый город Женева»[19].
«Да, деревья по-прежнему расцветают и поля зеленеют, — подумала я, закрывая книгу, — а вот радости и счастья даже в Женеве дефицит». Видно, давно не приплывал сюда этот корабль…
[1] Величкина В. М. Швейцария. Швейцарские горы; швейцарские города и деревни; жизнь швейцарского народа. — М: Типография Сытина, 1898. С. 3. (Здесь и далее: все цитаты приведены в соответствие с современными нормами орфографии и пунктуации.)
[2] См. сноску 1: там же. С. 4.
[3] Рудольф Габсбургский (1218–1291) — император Священной Римской империи Германской нации (с 1273), основатель династии австрийских монархов.
[4] См. сноску 1: там же. С. 103.
[5] Швабская война (январь-август 1499) — вооруженный конфликт между Швейцарским и Швабским союзами, в результате которого Швейцария получила независимость от Священной Римской империи.
[6] См. сноску 1: там же. С. 162–163.
[7] См. сноску 1: там же. С. 148.
[8] См. сноску 1: там же. С. 149–150.
[9] См. сноску 1: там же. С. 159
[10] Вера Михайловна Величкина. Сайт Ростовской библиотеки имени Величкиной // www.rodb-v.ru/about/history/velichkina/
[11] См. очерк «Русская вилла» в Женеве».
[12] См.: http://www.rodb-v.ru/about/velichkina/
[13] Имеется в виду Александр Владимирович Мандельштам (1878–1929, партийная кличка «Одиссей») — российский революционер и публицист. Сотрудник Наркомпроса (с 1927).
[14] Михаил Шишкин. Русская Швейцария. — М.: Астрель, 2011. С. 110.
[15] См. очерк «Каружка» или «Маленькая Россия»
[16] См.: http://www.rodb-v.ru/about/velichkina/
[17] Харитон Шавишвили (1886–1975) — представитель грузинского правительства в изгнании при Лиге Наций в Женеве. Социал-демократ (с 1901). Арестован и выслан в Сибирь (1906), затем бежал в Женеву, где постоянно жил с 1915 года. Входил в дипломатическую миссию, ставившую своей целью признание Швейцарией Грузинской демократической республики (1918–1921). См.: http://www.hls-dhs-dss.ch/textes/d/D45543.php; https://labas.livejournal.com/862310.html#%2F862310.html
[18] См.: http://www.vestnik.com/issues/2002/0724/win/rozental.htm
[19] См. сноску 1: там же. С. 154.