Макс Гублер: Швейцарский Ван Гог

В музее изобразительных искусств Берна проходит выставка работ швейцарского художника Макса Гублера. Это крупнейшая за последнее время выставка работ интереснейшего художника, имя которого многие годы мало о чем говорило не только широкой публике, но и специалистам.

Макс Гублер, «Двойной портрет с котом», 1952. масло, холст, 162 x 130 см, Museum zu Allerheiligen, Schaffhausen. © Eduard, Ernst und Max Gubler-Stiftung, ZürichМногим знакомы имена швейцарских художников Феликса Валлатона, Фердинанда Ходлера и Макса Эрнста. А вот кто слышал о Максе Гублере? Я уверена, немногие.

А ведь начало карьеры художника было более чем многообещающим. Макс Гублер родился в семье, где ценили искусство. Его отец был художником-декоратором, и оба его старших брата – Эдуард и Эрнст – также посвятили свою жизнь искусству. Братья часто работали вместе и черпали вдохновение в одних и тех же сюжетах, но очень скоро стало ясно, что наиболее одаренным является самый младший из них.

Макс Гублер приобретает такую известность, что в послевоенные годы становится едва ли не самым знаменитым швейцарским художником. Что же произошло? Почему на долгие годы имя Гублера было забыто не только широкой публикой, но и специалистами в области искусства?

Ответы на эти вопросы можно получить, побывав на выставке, организованной музеем изобразительных искусств Берна. Первое впечатление: как много перекличек в творчестве Макса Гублера и Ван Гога. Ранние картины Гублера, например, его «Семья за столом» сразу же вызывают в памяти «Едоков картошки» Ван Гога. И по тематике, и по манере исполнения.

Макс Гублер, «Семья за столом», 1952, масло, холст, 162 x 130 см, Museum zu Allerheiligen, Schaffhausen. © Eduard, Ernst und Max Gubler-Stiftung, Zürich

И далее при взгляде на его картины часто всплывают в памяти полотна Ван Гога. Вот букет подсолнухов. Он – прямая отсылка к «Подсолнухам» Ван Гога. Но насколько трагичнее подсолнухи Макса Гублера раскаленных солнцем цветов Ван Гога. Цветы Макса Гублера будто сделаны из проволоки и железа, до них невозможно дотронуться. Неслучайно особенно часто он изображает не подсолнухи, а чертополох – ощетинившийся всеми своими колючками цветок.

Макс Гублер, «Чертополох в вазе», 1956. масло, холст,100 x 81 см, Kunstmuseum Solothurn, Dübi-Müller- Stiftung. © Eduard, Ernst und Max Gubler-Stiftung, Zürich

Вот Автопортрет с мольбертом в руках. Сразу же перед глазами возникает автопортрет Ван Гога в такой же позе. Но рисунок Губера еще более нервен, рван. Портрет не просто гласит, а вопиет о неприкаянности и страдании. Художнику удивительно удается передать боль и ужас, владеющие его душой. Тоже происходит и на картинах Ван Гога.

Макс Гублер, Автопортрет, 1952, масло, холст, 81 x 65 см, Частная коллекция

Страдание объединяет не только творчество этих двух художников, живших в разных странах в разные эпохи. Оно объединяет их и в жизни. Оба не смогли справиться с тем ужасом, который охватывал их, едва они отрывались от полотна. В итоге оба оказались в психиатрической лечебнице и там закончили свою жизнь. Правда, Ван Гог покончил жизнь самоубийством, а Гублер умер своей смертью. И еще одна значительная разница состоит в том, что рядом с Ван Гогом были люди, ценившие его творчество даже тогда, когда он оказался в больнице. И они сделали все, чтобы после смерти художника он не был забыт.

Максу Гублеру повезло гораздо меньше. Когда он оказался в психиатрической лечебнице, на нем было поставлено клеймо «сумасшедшего», а все его творчество объявлено результатом больной психики. А ведь он провел в больнице лишь несколько последних лет жизни. Его родственники спрятали под замок большинство работ, созданных в период между 1958 и 1961 годом, периодом, когда он был болен.

Макс Гублер, Большой ночной интерьер, 1939, масло, холст, 129 x 160 см, Kunstmuseum Solothurn, Max Gubler-Stiftung © Eduard, Ernst und Max Gubler-Stiftung, Zürich

Постепенно о Максе Гублере все забыли, и его имя лишь изредка всплывало в среде специалистов, когда речь заходила о течении «Ар брю» (Art brut). По-русски этот термин чаще всего переводится как грубое, необработанное искусство. Этот термин, придуманный французским художником Жаном Дюбюффе, используется для характеристики творчества непрофессиональных художников, часто душевнобольных, инвалидов. Но в случае с Максом Гублером это было не отсутствие профессионализма, а эволюция художника, обладавшего большим мастерством, к простоте, граничащей с примитивностью. Это был сознательно выбранный путь. Он роднит Гублера с еще одним швейцарским художником, которого также часто относят к представителям течения Art brut – с Луи Суттером. Разница в том, что у Макса Гублера путь к Art brut занял гораздо больше времени.

Творчество Макса Гублера можно легко разбить на периоды, когда в его живописи довольно четко прослеживалось влияние той или иной школы. За свой творческий путь он вдохновлялся творческой манерой весьма различных художников и школ. Так, на начальном этапе,  в его работах, также как и в работах Ван Гога, вы увидите влияние Сезанна. Он еще не совсем отошел от реалистической манеры письма, но в его манере уже присутствуют элементы все более утверждавшего себя постимпрессионизма и кубизма.

Макс Гублер, «Часовня в Ридертале», 1922 год, масло, холст, 133 x 148 см, Fondation Saner,Studen,Stiftung für Schweizer Kunst. © Eduard, Ernst und Max Gubler-Stiftung, Zürich

Многие предвоенные полотна Макса Гублера написаны под явным воздействием голубого периода Пикассо.

Макс Гублер, «Мальчик в шапке», 1930, Цюрих, масло, холст, 107 x 84 см, Fondation Saner,Studen,Stiftung für Schweizer Kunst. © Eduard, Ernst und Max Gubler-Stiftung, Zürich

Чуть позже художник подпал под очарование экспрессионизма и даже фовизма, который характеризует динамичность мазка, яркость красок и простота линий. Смотришь на такие его вещи и вспоминаешь полотна Андре Дерена, Альбера Марке, Мориса Вламинка. И наконец, когда видишь некоторые послевоенные вещи Гублера, перед глазами всплывают картины Кандинского.

Но все эти поиски приводят к тому, что Максу Гублеру удается выработать свой стиль, свою манеру письма, отличную от других. Для его позднего периода характерна такая эмоциональная сила, резкость и динамизм линий, что его картины сразу можно узнать, заходя в зал, где представлены различные художники.

Не только манера письма отличает Макса Гублера от многих современных ему художников, но и тематика его полотен. Она чрезвычайно ограничена. Он брал сюжет и потом на протяжении всей своей жизни вновь и вновь обращался к нему. Это позволило устроителям выставки в Берне представить его картины не по хронологическому принципу, а по тематическому. Есть зал, где выставлены автопортреты художника, зал натюрмортов, зал пейзажей. Интересно отметить, что в свой ранний период, когда Макс Гублер жил в Цюрихе, он написал очень много картин психиатрического госпиталя Бюргхолзли (Burghölzli), находившегося недалеко от его дома. Художник писал это здание вновь и вновь. Неужели он чувствовал, что через много десятилетий именно в этой больнице закончит свою жизнь?

Но самой любимой темой Макса Гублера был женский портрет. Вы скажете, что же здесь удивительного? Это типично для многих художников. Да, но знаете ли вы другого художника, который всю жизнь рисовал лишь одну женщину? Я лично, такого не знаю. Макс Гублер написал по приблизительным подсчетам около 300 портретов своей жены Марии. Она появляется на его полотнах то в образе юной девушки, то зрелой матроны, то старухи. С нее он писал ангелов, мадонн и даже мальчики, смотрят на нас с полотен Гублера глазами Марии. На многих поздних картинах
Мария совершенно неузнаваема. Для Гублера были важны не черты ее лица, а  эмоция, страсть, которые он пытался выразить.

Макс Гублер, «Мария Гублер» 1959, масло, холст, 130 x 97 см, Eduard, Ernst und Max Gubler-Stiftung, Zürich © Eduard, Ernst und Max Gubler-Stiftung, Zürichh

Казалось бы, Макс Гублер мог повторить слова Анри Матисса, лидера фовистов, который как-то сказал: «Я рисую не женщин; я рисую картины». Но это было не совсем так. Все-таки Макс Гублер в отличие от Матисса рисовал именно Марию. Она была его женой, его моделью, и главное, его музой. После смерти Марии в 1960 году, Макс Гублер больше никогда не притрагивался к кисти.

Выставка в Берне — крупнейшая за последние несколько десятилетий экспозиция работ художника. Предыдущая прошла в 1998 году в музее небольшого швейцарского городка Шафхаузен. Нынешняя выставка посвящена Рут и Ханс-Рудольфу Кул (Ruth et Hans-Rudolf Kull). Почему? Именно эти люди всегда были неравнодушны к судьбе и творчеству Макса Гублера. Если, как я уже писала, семья на долгие годы спрятала под замок все картины художника, относившиеся к тому периоду, когда он находился в больнице, то сестра и брат Кул собирали, бережно хранили картины художника, в том числе и относящиеся к последнему периоду. В 2010 году они передали свою коллекцию в дар музею в Берне, что и позволило сегодня организовать эту экспозицию.

Макс Гублер, Тарелка с фруктами. 1953 год, масло, холст, 50,2 x 61,2 см, Kunstmuseum Bern,LEgat Ruth und Hans-Rudolf Kull, Schweiz. © Eduard, Ernst und Max Gubler-Stiftung, Zürich

Кто-то заметит: «Возможно, правы родственники. Макс Гублер просто сумасшедший, и его картины – плод больного воображения». Тема того, что такое больное воображение  и что такое нормальное воображение, и какую роль то и другое играет в творчестве – чрезвычайно сложная, и мы не сможем разрешить ее сегодня на страницах нашей газеты. Приведу лишь один пример. В конце шестидесятых годов, занимаясь в Школе юных искусствоведов при Музее искусств имени Пушкина в Москве, я решила изучать творчество Ван Гога. Мой преподаватель, научный сотрудник музея, пытаясь отговорить меня от занятий творчеством тогда совсем еще не столь популярного художника, в качестве последнего аргумента заявил: « И зачем тебе изучать его? Он просто сумасшедший, и этим все сказано!» Интересно, что сказал бы этот искусствовед, если бы дожил до сегодняшнего дня? Уже не картины Ван Гога воспринимаются как произведения больного человека, а те люди, которые платят совершенно сумасшедшие цены – десятки миллионов долларов  — за то, чтобы получить во владение хотя бы один из его шедевров. Я, конечно, не утверждаю, что творчество Макса Гублера равноценно творчеству Ван Гога. Ван Гог был и остается на небосклоне живописи звездой той величины, которая вспыхивает один раз за сотню лет. Но то, что Макс Гублер, безусловно, интересный художник, для меня очевидно.